| Главная » Статьи » Мои статьи |
МЫСЛИ ТВЕРСКОГО КАРЕЛА. Часть вторая.
| Мои родители переехали в другую деревушку - Воробьево - сразу после моего рождения, поэтому о том периоде жизни я сказать ничего не могу. Воспоминания детства начинаются лишь в третьем по счету месте жительства - д. Задниково, это было где-то 1957 году, мне было тогда три года. Задниково - это с десяток деревянных домов, с крышами из соломы или, в лучшем случае, из дранки. Все три деревни расположены не дальше 15 км друг от друга, а переезды из одной в другую происходили по причинам достоверно мне неизвестным, но, по-видимому, связанным с жильем. Родители мои - учителя сельской школы - получали казенное жилье при поступлении на работу, а своего собственного никогда не имели. Задниково - пожалуй, самый светлый, хотя и весьма недолгий период моего детства. Это же мнение разделяет и мой брат Вовка, который старше меня на 3 года. Вообще-то мне до сих пор непонятно, почему именно этот период запомнился как самый светлый. Воспоминания мои о нем весьма отрывочны, но зато в красочности и яркости им нет равных. Что я помню? Почему-то это почти всегда лето, как будто зим там вообще не было. Помню походы с папой на речку Тихвинку (?), он всю жизнь был заядлым рыбаком. Рыбачил чаще всего с помощью сачка, а весной ставил "морды". Удочки он не признавал, да и речка - воробью по колено, много не наловишь. На берегах речки водилось великое множество гадюк. Как-то отец придавил одну из них рогатиной, снял с нее блестящую чешуйчатую кожу и подарил нам с Вовкой. Мы ее засушили, но кожаный чулок от этого потерял всю свою красоту - весь пожух, посерел, а потом и вообще в нем завелись противные маленькие червяки. У отца было ружье - одностволка 12-го калибра. По-моему, он так ни разу и не выстрелил из него во что- нибудь живое, и применялось оно для пальбы по папиросным пачкам в дни праздничных застолий и по случаю приезда гостей. Я был еще слишком мал, чтобы интересоваться оружием, а вот Вовка... Ему было уже 6 лет, он собирался ходить в школу, в соседнюю Березовку, где учительствовали папа с мамой, и вообще был смышленым парнем. Вовка и обнаружил в кладовке ружье. Оно оказалось заряженным. Впрочем, я не думаю, что Вовкин интеллект позволил ему это выяснить. Но, во всяком случае, он позволил Вовке предположить такую возможность. Иначе как можно объяснить, что он поручил именно мне произвести испытания и убедиться в верности его умозаключений? Подготовительный этап был продуман и осуществлен тщательно: с великими предосторожностями ружье было снято с гвоздя, и вынесено на крыльцо. Необходимая оснастка - деревянная палка - была найдена на улице и доставлена к месту испытаний. Разработанная Вовкой программа испытаний была втолкована туповатому испытателю, то есть мне, и состояла в следующем. Ружье устанавливается и фиксируется в горизонтальном положении мускульным усилием испытателя, для чего последний садиться верхом на ружье. Учитывая явно недостаточную физическую подготовку испытателя для нажатия спускового крючка одним пальцем, мне было позволено пользоваться двумя руками. Палка продевалась через спусковую скобу и усилия двух даже слабосильных рук было достаточно. Особенное внимание Вовка уделил регистрации результатов эксперимента и вопросам безопасности. Для этого руководитель эксперимента (Вовка), ввиду полной неопределенности в результатах опыта, удалялся на десять шагов в тыл и использовал для наблюдений искусственное защитное сооружение, в качестве какового хорошо подошел угол деревянного дома. Заняв исходные позиции (я - верхом на ружье, Вовка - за углом дома) мы начали эксперимент. Вовка: "Просунь палку в курок!" Я: "Просунул!" Вовка: "Жми!" Я: "Жму!" Ружье: "Бах!" Эффект был потрясающим. Моя масса незначительно превышала массу ружья (Вовка не знал закона сохранения импульса) и меня выкинуло далеко назад, впрочем, этого я не помню, так как пришел в себя гораздо позже и уже в доме. Но так утверждал Вовка, и у меня нет оснований ему не верить. До сих пор у меня остался один не проясненный вопрос. Кто же взвел курок? Вряд ли это был Вовка - пренебрегать техникой безопасности не в его правилах. Из достижений цивилизации в Задникове было радио. Обычное, с проводами. Электричества не было, для освещения пользовались керосиновыми лампами, для готовки служила огромная печь, а когда ее не топили (летом) - керосинка или примус. С радио у нас связаны первые технические познания и навыки. Как-то у меня разболелся зуб и меня уложили на печь пропотеть. Читать я не умел, и поэтому, что бы я не скучал, папа провел мне радио прямо на печку. Это запомнилось, и впоследствии мы часто экспериментировали с радиотрансляцией, и даже сделали наушник из железной банки из под гуталина и болта с обмоткой из проволоки. Он работал, чем вызывал у нас с Вовкой неописуемый восторг. Забегая вперед скажу, что папа работал учителем физики и частенько приносил домой для ремонта физические приборы из школы. Особенно запомнились электрофорная машина с электрической искрой в 10 сантиметров (сколько мы с ней бились пока не догадались просушить!), детекторный приемник, который ловил три станции, и двигатель с пропеллером для авиамоделей. Мощность двигателя, с гордостью говорил папа, 0.1 лошадиной силы. Этого достаточно, чтобы сдвинуть с места стол, на котором он закреплен. К сожалению, запустить мотор не удалось. По-видимому топливо (эфир) было неподходящим. Тем не менее, такие домашние эксперименты, сыграли свою роль. Для меня стала специальностью физика, а хобби брата Вовки - электроника. Жили, как я теперь понимаю, бедно. Однако ощущения бедности у меня не осталось. Спасало хозяйство - корова, овцы, куры и огород с картошкой и овощами. С коровой Буренкой (по-моему, у нас в то время все коровы звались Буренками) связано еще одно воспоминание. Норовистая животина рогом выбила папе передний зуб, и ее решено было продать. Вряд ли такая мелочь могла послужить причиной столь серьезного решения (хозяйки плачут, если корова вдруг умирает, а тут вдруг - продать), но у меня осталось именно такое впечатление. Так вот, несчастную Буренку привязали веревкой за рога, и папа с мамой повели ее пешком (в то время машин в колхозе не было) за 70 километров в областной центр Калинин. Как они дошли, особенно Буренка, я до сих пор не представляю. Были и нищие. Часто через деревню проходила старушка, просящая подаяния, которую мы ужасно боялись, т.к. родители грозились нас с Вовкой отдать этой женщине, если мы будем плохо себя вести. Почему-то все называли ее "помирушкой", вероятно, это карельский вариант "побирушки". Грустный каламбур... Деревенские жители. Помню их очень плохо. Тетя Фекла, она присматривала за нами пока папа с мамой были на работе, соседи из дома напротив, Осиповы, с их пятью или шестью детьми нашего возраста или постарше, вот и все жители, которых удержала моя память. Надо заметить, что мы были не совсем обычными детьми. И дело тут не в каких-то исключительных способностях или увлечениях, а в том, что нас в семье обучали говорить по-русски. Причина этого мне неизвестна, тем более что все вокруг говорили только по-карельски, да и родители между собой тоже. Но с нами, детьми, они говорили по-русски. Предположить можно следующее. Во-первых, папа 7 лет пробыл в армии ( война с Японией и Маньджурия) и привык к русскому языку. Во-вторых, мамин брат (Ваня) и сестра (Клава) жили уже в городах и тоже говорили по-русски. Как бы там не было, деревенские дети несколько пренебрежительно нас называли "хорма", что было не особенно приятно. Конечно, мы прекрасно понимали карельскую речь, но вот говорили все же по-русски. Правда, до сих пор у меня сохранился специфический карельский акцент с избытком гласных "о", как у жителей Ивановской или Вологодской областей, но все же другой. В школу я пошел в четвертом, и последнем месте жительства, куда переехали мои родители. Это деревня Гнездово, расположенная в том же заколдованном круге в 15 километров вокруг большого села Толмачи, откуда родителям моим так и не суждено было вырваться. Хотя, помню, были варианты - Пено и Нелидово, тоже в Калининской области, но в русских районах. Причина очередного переезда держалась от нас с Вовкой в секрете, но, по-моему, это было банальное увольнение за папино пьянство. Не надо думать, что он был алкоголиком. Просто у него, как и у многих карел, и вообще северных народов, отсутствовал некий внутренний ограничитель, автоматический тормоз, говорящий что пить уже хватит. Если есть возможность, такой человек пьет до тех пор, пока физически способен это делать. Недаром у финнов - сухой закон. Генетики предполагают, чВ школу я пошел в четвертом, и последнем месте жительства, куда переехали мои родители. Это деревня Гнездово, расположенная в том же заколдованном круге в 15 километров вокруг большого села Толмачи, откуда родителям моим так и не суждено было вырваться. Хотя, помню, были варианты - Пено и Нелидово, тоже в Калининской области, но в русских районах. Причина очередного переезда держалась от нас с Вовкой в секрете, но, по-моему, это было банальное увольнение за папино пьянство. Не надо думать, что он был алкоголиком. Просто у него, как и у многих карел, и вообще северных народов, отсутствовал некий внутренний ограничитель, автоматический тормоз, говорящий что пить уже хватит. Если есть возможность, такой человек пьет до тех пор, пока физически способен это делать. Недаром у финнов - сухой закон. Генетики предполагают, что существует отличие между северными и южными народами на генетическом уровне, и тут уж ничего не поделаешь. Впрочем, это только предположения. Геном человека недавно расшифрован американцами, подождем выводов ученых. Мой папа был хоть и сельским, но все же интеллигентом. Он пользовался всеобщим уважением, что выражалось в обращении по имени-отчеству и постоянным избранием его секретарем партийной организации колхоза. Конечно, это плохо совмещалось с его "геномом", откуда и происходили его постоянные душевные драмы. В сущности, он был работящим, спокойным, добрым и, как я сейчас понимаю, очень одиноким человеком. Мама его всегда ругала - "Шитта перже!!" _ Но даже и в мыслях у нее не было разводиться с ним. Вообще, у карел разводиться было не принято. Гнездовский период моего детства я уже помню хорошо. Было у меня два школьных друга. Это Вова Соколов и Саша Беляков. Первый сейчас - подполковник милиции, второй - после многократных отсидок в тюряге - колхозник в Гнездове. Образование. Да уж... Образование наших учителей желало оставлять лучшего. С институтским образованием (высшим! Хорошее слово в коммунистические времена) было 3 человека - директор школы, преподаватель географии Ольга Васильевна, учительница русского языка Станислава Александровна и мой папа - он учился заочно и получил диплом уже лет в 35. Особенно мне запомнилась учительница истории и ее выражение "Шитат летет!" (буквально - сраные лягушки). Из языков преподавали немецкий. Преподавателем в Гнездовской 8-етке была моя мама. Потом - в 9-10 классах (уже в с. Толмачи) я устойчиво ненавидел немецкий язык. К счастью, в институте можно было перевестись на английский, что я и сделал, впрочем, не преуспел и здесь. Зато у меня была цель. Я мечтал стать физиком. Не такая уж оригинальная цель, но учтите, что это была мечта карельского ребенка, который не имел даже возможности сунуть пальцы в розетку, ибо не было электричества!! Запоем читал фантастику. (Теперь, увы, я ее не люблю. Издержки профессии. Исключение - братья Стругацкие, но у них физика - фон сюжета. Хотя один из них - профессиональный астроном). Здесь же была первая любовь. Тоня Пугачева, Тоня, Антонина, как я мечтал о ней! Сейчас она работает продавцом в деревне Новый Стан, толстая и некрасивая баба, матюгающаяся через слово. Встречались в позапрошлом году. Грустно... Вторая любовь моя произошла уже в институте. Она была еврейкой и красавицей, звали ее Надеждой. My hope, разумеется, для меня. Меня она не любила, да и было бы удивительно, если бы было иначе. Для ммм... траха была у меня Татьяна. Гречанка из Симферополя, не больно симпатичная, но меня она любила по-настоящему. Я виноват перед ней, впрочем, может быть, это уже нынешний комплекс. Жена... Мы вместе учились в институте. Она сочла неприличным закончить институт и не выйти замуж. Подвернулся я. Дальше ясно. В то время я еще не был алкоголиком, хотя выпить любил всегда. Алкашом впервые меня назвала жена, и я ей поверил. Пусть так, надо же иметь какой-то статус. Без статуса нельзя... Особенно удачные браки - по расчету родителей (родаков, по-нынешнему). Мне, деревенскому парню, это было невдомек. Папа жены - директор ТЭЦ, мама - доцент института. В общем, со свиным рылом - в калашный ряд. Надо это мне было? Особый вопрос - дети. Бог ей судья. Есть у меня один большой и теперь уже неоплатный долг перед ним. Не буду об этом говорить, Вовка знает. Но зато в свое оправдание могу сказать, что я нашел ему последнее пристанище. Папа всегда очень трепетно относился к своим предкам. Он их знал до не знаю какого колена, но все они умирали в весьма отдаленных местах. И вот в 1967 году, на похоронах моего деда по матери Арсения (Орлова) на деревенском кладбище в с. Толмачи совершенно случайно я наткнулся на крест с надписью "Леонтий Макарович", и, памятуя о слабости отца, показал ему. Это оказался его дед, отец его отца, погибшего в войну под городом Ржевом. "Я убит подо Ржевом" - как часто мой поддатый папа напевал эту песню! Перед смертью папа просил похоронить его вместе с дедом, что и было сделано. Мой папа был не только интеллигент-пьяница, но и мастер на все руки. Вставал он в 4 утра, ставил самовар, и, выпив 5-6 стаканов крепчайшего чая, шел столярничать. Он по этому делу умел, по-моему, все. Мастерил пчелиные ульи, клетки для кроликов и цыплят, ясли для коровы и овец и пр. Все остальные работы по дому и хозяйству (о, сколько этих работ для сельского мужика!) он выполнял тоже с удовольствием и/или осознанием необходимости. Сенокос, заготовка дров, принести воду из колодца (расстояние - 100 м, расход - 80-120 л/ сутки), огород, навоз, господи, как это люди так живут! - все это он делал методично и аккуратно. В него пошел мой брат Вовка, я же терпеть не мог такой работы, за что заслуженно был называем лентяем с периодически задаваемым сакраментальным вопросом "Что из тебя выйдет?!". А вышло из меня вот что. Я уже говорил, что запоем читал фантастику. В то время была мода на физику и физиков. (именно мода! Ждали открытия термояда, помните, "Токомак", Дубна, Курчатов и пр.). В общем, соблазнился, как говорят верующие люди. Ждал славы (денег в то время не было, по крайней мере, я о них понятия не имел). Как ни странно, я уже в то время знал, что "Токомак", а значит и "Термояд" - это тупик. Прошло 40 лет - где он, термояд? Впрочем, я опять отвлекся. Моя детская мечта - стать физиком - постепенно приобретала конкретные очертания. После 10-го класса мы с папой ездили поступать в МФТИ - лучший физический институт в СССР. Завернули нас уже в приемной комиссии - зрение слабое. Летчиков, что ли там готовят? Теперь уже мне стало все равно, и я пошел в Ленинградский сельхозинститут, что в Пушкине. Там уже учился мой брат Вовка, ну и я за ним. Проучился год, ушел, работал сторожем на стройке (в трудовой книжке - транспортный рабочий). Через год поступил в Ленинградский политех на физико-механический факультет. Сбылась мечта идиота, как говорил О. Бендер. Публика училась там весьма интересная. Комната 531 в общежитии 1 на Лесном проспекте приютила меня и еще четыре человека - это Андрей Григорьев, завзятый скалолаз, Росляков Гриха, большой оригинал и шутник (его как-то раз забрали в КГБ за участие в стихийной демонстрации по поводу победы советской сборной по хоккею над канадцами), Серега Ульзутуев, бабник и пройдоха (упал с самолета ТУ-104 Иркутск-Ленинград и женился на дочке зав. кафедрой теоретической физики) и Коля Чеханов (Николя). Не могу не вспомнить Сергея Львова, пьяницу из Сегежи (Карелия). Серега был изгнан из общежития, но продолжал там жить нелегально, то в одной комнате, то в другой. С ним мы как-то поставили рекорд экономности - 14 копеек в сутки на двоих. У нас с ним была общая слабость к алкоголю, и с этим связано множество воспоминаний и приключений, даже не совсем безобидных. Впрочем, дело прошлое... Четверг - день "войнушки", т.е. выходной для девушек и целый день тоски на военной кафедре для парней. Слава богу, был обед. За полтора часа обеда мы ухитрялись выдуть по 12 кружек пива (пивбар "Гренада" или, как мы его звали, "Гангрена"), после чего тяготы военной службы переносились значительно легче. С Серегой Львовым связана попытка "освобождения" от военной кафедры. Решили мы с ним, как сейчас это называется, "закосить" военную службу. Два года после института в Советской Армии, пусть даже в чине лейтенанта, нам показались совершенно необоснованной тратой времени. У меня повод был вполне естественный - слабое зрение. Серега решил "косить" по тому же поводу, хотя зрением не страдал. Кончилось печально - Сергея вычислили моментально, хотя он упорно твердил "Ш" и "Б" верхние вижу, а больше ничего. Меня тоже обрадовали - офицер Советской Армии может нести службу в очках до минус 12!!! У меня же всего минус 6. С расстройства Серега написал стих, имевший хождение на военной кафедре в течении несколько лет. Вот он: Ура! Ура! - кричат коты, И по крыше носятся. Хвосты их кверху задраты, Глаза весельем светятся. Замечательно, правда? Было весело. После стипендии. На физмехе она была выше, чем на других факультетах - целых 55 рублей. Этим все физмеховцы страшно гордились, как, впрочем и тем, что на наш факультет не брали иностранцев. Убей бог, не пойму почему. Никаких государственных секретов нам не преподавали. Разве что "войнушка" - военная подготовка. На "войнушке" мы изучали зенитно-ракетный комплекс (ЗРК) С-125. Страшно секретный. Между прочим, в тундре, на "южном берегу Баренцева моря", рядом и нашим 125-м стоял дивизион С-300. Это было 20 лет назад. Откуда этот нынешний ажиотаж вокруг С-300? Во время боевой тревоги - SR-71 или "Орион" каждый день шастали у базы АПЛ Гремиха - командир бригады ПВО орал по связи нашему дивизиону - "Не лезьте со своими пистолетами!" Он имел ввиду дальность поражения С-125 - 35 км против 300 км у С-300. Впечатления об армии тоже веселые. Трезвенников там нет. Самый главный человек на ЗРК - офицер наведения. (Командир - фигура номинальная. Наш вообще ничего не знал про устройство и принципы работы С-125). Им у нас был капитан Сиряк (Серяк в просторечии). Замечательный офицер, прошедший войну в Сирии и Египте, с наградами. К его неоспоримым достоинствам относилось то, что точность его наведения не зависела от количества выпитых грамм. Он был действительно виртуоз в своем деле. Штурвалы он крутил будь здоров. По крайней мере, на полигоне в Ашалуке (дельта Волги у Каспийского моря) мы бабахнули без промаха, правда, здесь тоже есть есть ньюансы. Дело в том, что в советские времена было принято ездить на полигон с большим запасом хорошего (!) спиртного. В обмен на него полигонные проверяющие давали "схему облета", т.е. последовательность и координаты появления целей. Цели были сложные - имитатор крылатой ракеты на высоте 20-50 метров. Цель мы "замочили", не знаю уж, помогла ли Серяку схема облета. Что-то я съехал на армейскую тему. Отпуск кончился. Узнал я немного - во-первых, папу выгнали совсем не за пьянство, а он сам ушел из высших соображений, а именно: В районной газете газете "За коммунизм" (Лихославльского или Новокарельского р-на Калининской области, сейчас уже никто не помнит) появилась статья некоего корреспондента, обвиняющего моего отца в антисоветской деятельности - то ли надо сеять, то ли не надо - что_то в этом духе. Кроме того, произошла склока в часах в школе (нагрузке. Это чисто русский термин. Мне кажется, синонимов на Западе нет). Вот видите, а вы думали... Я хочу сразу объяснить - публикация в газете в то время означала приговор без права кассации, или как его там, в общем, без пересмотра. 10.11.2000. Перечитал. Не очень-то. Но не буду ничего исправлять, иначе рушится цель повествования - умнеть с каждым днем и с удовольствием следить за этим процессом. Но что-то удовольствия не получается. Перепечатано с сайта http://zhurnal.lib.ru/ с разрешения автора © Copyright Смородов Евгений Анатольевич (smorod2001@mail.ru) | |
| Просмотров: 272 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |